автор: Радужная Чучелка
категория: слэш
пейринг: Завулон/Городецкий
рейтинг: почти никакой
жанр: поток открытого сознания, почти не драма, недо-романс и вообще недо...
отказ: даже сюжет навеян, что говорить о героях
предупреждение: графомания в чистом виде - это раз. сплошные эмоции, как обычно - это два.
Оранжевое небо,
Оранжевое солнце,
<...>
Оранжевый верблюд
Оранжевые песни
Оранжево поют!
Оранжевое солнце,
<...>
Оранжевый верблюд
Оранжевые песни
Оранжево поют!
тыц-тыц***
Знаете, как это бывает. Живешь себе спокойно и беспечно в уютном мирке. Добросовестно втискиваешь себя в положенные рамки, прикусив от усердия кончик языка. Желаний и стремлений всегда чуть больше, чем нужно.
Ну, это когда шестилетней малявке дают в руки альбомный лист и акварель и усаживают за кухонный стол. Тешься. Вот только лист один, а нарисовать нужно столько всего!
В результате получаешь либо невнятный цветной сумбур и кучу пояснений в довесок: "Это мама, это домик, а вот тут дерево с собачкой. Да-да, прямо на домике и... чуть-чуть на маме, а что поделать?" Либо тот же лист и разрисованный стол, а объяснений почти не нужно... И так видно, что это мама, вот тут начинается домик, а где-то вооон там злосчастное дерево.
Знакомая картина, правда?
Я почти всегда был послушным ребенком, поэтому стол и обои в нашем доме не страдали от приступов детского вандализма.
Впрочем, взрослый из меня тоже вышел почти примерный. Почти... Потому что чувство несправедливости присутствовало в полном объеме, и лист хотелось чем больше, тем лучше. Эдакий постоянный зуд. Вроде терпеть можно, но все равно бесит.
А потом меня нашел Борис Игнатьевич, и я окунулся в мир Иных.
Шлёп, и с головой.
Первое время казалось, что вот он - желанный холст шириной во всю Вселенную. Но эйфория испарилась быстро. Оказалось, что это просто ватман. И нужно снова втискиваться и экономить место.
***
Меня учили: Свет - это добро. Последний оплот. Ничего для себя, все во имя высшей цели.
А еще: Мы боремся против Тьмы. Не даем Злу в ее обличии развернуться. Грозим эфемерным пальчиком: "Ай-ай-ай, так поступать плохо!" Свет наблюдает за Тьмой.
И мои самые любимые правила: всегда рядом не значит близость. Свет и Тьма не могут быть вместе.
Ничего сложного. Я запомнил, принял правила. Выучил теорему.
Дано: Свет. Долг. Сумрак.
Доказать: ты истинный воин своего Храма.
И я рьяно принялся доказывать. Заполнять выданный мне лист, вооружившись простым карандашом и ластиком. Я очень хотел написать идеальную картину. Поэтому лишнее безжалостно стиралось.
Дружбе с Темными нет места. Росчеркам сомнений тоже. Мечты не умещаются... Никаких теней и полутонов.
А потом вернулся зуд. Четко выверенные линии стали казаться скучными, а в привычных правилах мерещился изъян.
Я сам - человечек-огуречик.
Света - принцесса с кривой короной.
А весь мир вокруг - ломаные бессистемные линии.
Мой ватман потускнел и потерся. Еще пара движений ластиком и его не спасти от мохрящихся дыр.
***
- Мама сердится, - обронила Надюшка, усиленно разрисовывая фломастерами стол, - сейчас кричать придет...
- Ну, что ты, хорошая моя, - отозвался я, сцепив зубы покрепче, - зачем бы маме кричать.
- За стол, - дочь покачала головой, одарив меня взглядом "как-будто-сам-не-понимаешь".
- А зачем ты тогда на нем рисуешь?
Судя по Надюшкиному виду, мой умственный потенциал усиленно стремился к нулю или, как минимум, к развитию плюшевого зайца.
- А где ж еще рисовать? На бумажках скучно. А на стенках свои цветочки. Понимаешь?
Я открыл было рот, приготовив целую речь о правилах, но в следующую секунду захлопнул его. Потому что:
- Давай, к дяде Завулону в гости пойдем? Только побыстрее, пап. Мама там уже придумала к нам идти.
- П-почему к дяде Завулону? - ошарашено спросил я дочь.
- Он хороший. Он сказал, что разрешит мне рисовать, где захочется, - она пожевала кончик фломастера, - и даст много волшебных красок.
Изумление мое росло, как на дрожжах.
А сердце глухо колотилось в горле. Завулон... Вот у кого никаких проблем с размером холста по имени Жизнь.
- Когда он тебе такое сказал? - уточнил я.
- А он не мне говорил. Это когда я у дяди Бори карту немножко исправила, а он обиделся. Дядя Завулон ему сказал, что я - молодец. И меня нельзя закапывать. Ну, не совсем меня, а эту... Таланту. А я - она и есть.
- Талант, - машинально поправил я, переваривая полученную информацию.
- Ну, да. А я чего сказала? - Надюшкины глаза блестели от воспоминаний о нехитрой, в общем-то, похвале. - Вот. А потом он сказал, что детям можно все. Волшебные краски, всякие большие альбомы и рисовать хоть где! Даже на лбу! А я же детёнок, значит, и мне можно.
Я улыбнулся.
Правила, рамки. Все стало неважным. И снова из-за этого немыслимого Темного.
Сердце в горле кивнуло в знак согласия.
- Ну, пап, - зашептала Надюшка, - пойдем, а? А то мама будет ругаться, и я опять стану не молодец.
Сердце требовало немедленно согласиться с дочерью.
Но я помнил, что взрослый и что существуют правила. Ну, где-то же они есть? Точно были совсем недавно.
- Надюш, в гости без приглашения не ходят. Ты помнишь?
Моя егоза быстро-быстро закивала, лохматя и без того непослушные хвостики.
- А я спросила уже. Вот только что. Дядя Завулон сказал, что можно. Он нас у метра ждать будет.
- У метро, - поправил я дочку, чувствуя, как вокруг струится теплый мягкий свет. Из-за Темного.
- А как же мама? - не сдавался во мне взрослый занудливый тип.
- Вот, - у меня в руке оказался зеленый фломастер, - ты ей напиши, что мы в гости пошли. А то я сама пока не умею, чтобы быстро.
Сердце хихикнуло со знакомыми интонациями и ухнуло куда-то под ребра. А я принялся за самую нелепую и правильную записку в своей жизни. Прямо на столе. Под Надюшкиным шедевром.
А потом мы шагнули в Сумрак и безудержным вихрем скользнули мимо Светланы.
Я шел к метро, утопая в солнечном тепле, и прислушивался к чириканью подпрыгивающего рядом "детёнка".
Я шагал на встречу к чему-то странному и немного страшному. Чуду?
***
Он мне сказал: дурак ты, Светлый. Жаль, что это быстро не лечится. Жизнь не только правила и борьба.
А еще: жить нужно счастьем. Понять, что оно для тебя, конечно, трудно. Но еще сложнее бывает принять эту истину.
И мое самое любимое: Свет не может без Тьмы, как и Тьмы нет без Света. Понимаешь? Они всегда рядом, вечно вместе.
И никакого долга, никаких теорем и доказательств.
Я после того разговора долго водил по ватману ластиком. Стирал нелепые, стыдные желания и сладко щемящие душу порывы.
А домой пришел с пошлым букетом алых роз и бутылкой сладкого шампанского.
Света, правда, порыв не оценила. И вместо возможной сказки получился обычный скандал. Очередная ломаная линия простым карандашом. Не стереть, потому что получится дырка.
***
Знаете, как это бывает? Живешь себе спокойно и бездумно в привычном мирке. Добросовестно втискиваешься в положенные рамки, доказываешь какие-то важные теоремы.
А потом - бах! И понимаешь, что задача некорректна. Исходные данные-то не верны.
Или нет, вот так: приходит кто-то и подзуживает тебя: "Докажи от обратного! М? Боишься? Попробуй! Вдруг, ты - Лобачевский Судьбы?"
А еще может быть и вот так: тот же некто тихо шепчет: "Помнишь? В каждом правиле есть исключения."
Я тогда, у метро, глядя на хохочущую Надюшку и кружащего ее в небесах Завулона, выбросил свой потрепанный холст. Отказался от золоченой рамы.
***
И вот...
Уже скоро год, как я живу полной грудью. Пишу свой мир на любой подвернувшейся поверхности.
В нашем доме белые стены и светлая мебель. Правда, они недолго остаются такими. Ведь у Надюшки шикарная коллекция волшебных красок. И нужны они не просто так, а для красоты! Красота вырисовывается, уткнувшись коленками в пол или стоя на маленькой стремянке. Но лучше всего, удобно устроившись в Завулоновых руках. А вчера даже на шее.
Закончилось все огромной бабочкой невообразимой расцветки на потолке и получасовым массажем для истоптанных плеч. И я совсем не против, ведь прикосновения рук к оголенной коже в своем роде творчество.
Это наша с ним красота. Совместная. На двоих.
***
Сегодня у нас выходной.
Я жмурюсь от солнечных бликов на пестро раскрашенных стенах.
Завтрак готов. Скоро проснется наш маленький вулканчик, по какой-то ошибке именующийся Абсолютной Светлой Иной.
А рядом сидит мое личное исключение из всех возможных правил. Прихлебывает черный кофе, щедро приправленный мятным сиропом, и составляет список покупок.
Первым пунктом значатся какие-то сверхустойчивые, ничем не смываемые маркеры.
А на лбу у Завулона ярко-синяя надпись неровным детским почерком: П А П А.